В вечер прилета Алексея Навального в Москву российские журналисты вместе с экспертами в прямом эфире обсуждали обстановку в аэропорту, задержания сторонников политика, пришедших его встречать, и поведение ОМОНа. Были реплики о жестком задержании людей в аэропорту Внуково и ответы, мол «это пока не жестокость, жестокость была в Минске, а это пока разминка в зале ожидания». Уже после задержания Навального прямо в аэропорту и суда над ним в отделении полиции обсуждение сместилось к тому, достигли ли репрессии в России уровня белорусских, и значит ли это, что теперь Путин и Лукашенко уже точно «вместе до конца».
Раскачалась ли российская репрессивная машина до уровня белорусской, обострила ли история с отравлением и задержанием Навального ситуацию в России и готово ли российское общество к длительному сопротивлению по примеру белорусов — об этом TUT.BY поговорил с экспертами.
Задержание Алексея Навального в Москве во время акции протеста в 2019 году. Фото: Reuters
«Те, кто могут самолет из аэропорта в аэропорт перенаправить, от отключения интернета по всей стране — в одном шаге»
Репрессии в России и Беларуси сегодня вряд ли можно сравнивать в чем-то, кроме формы, считает основатель «Сильных новостей» и Mogilev. Online, журналист Петр Кузнецов. По форме то, что произошло с Навальным, уже очень сильно отдает белорусской спецификой, полным правовым нигилизмом непосредственно по отношению к нему. То, как в целом российские спецслужбы проводили эту «операцию» — нейтрализацию факта его прилета, тоже очень отдает Беларусью.
Фото: Телеграм-канал Петра Кузнецова
— Я бы сказал, что те, кто могут самолет из аэропорта в аэропорт перенаправить, от отключения интернета по всей стране — в одном шаге. Это если говорить о форме. Но в сути между российской и белорусской ситуацией сейчас много различий. Они обусловлены в первую очередь объективными факторами. Например, в Беларуси Лукашенко полностью потерял электоральную поддержку, а протестные настроения пронизывают все слои общества, в России все пока по-другому: Путин — по-прежнему самый популярный политик, — отмечает Кузнецов.
Отсюда и разница: то, что происходит в Беларуси, по всем признакам уже не просто репрессии, а террор. Это именно массовое, причем зачастую без разбора, применение силовых и насильственных методов по отношению к населению с явно читающейся целью: запугать всех, чтобы «не высовывались», подчеркивает журналист.
— В России мы пока видим то, что в Беларуси наблюдалось ранее — репрессии против лидеров и активистов оппозиции. Попытки сбить их активность, превентивно нейтрализовать, но это не касается населения массово, да и запугивающего месседжа в себе особо не несет, скорее, это выглядит как сигнал своим же сторонникам: вот, мол, «предатели» и мы с ними боремся, а вы нас одобряйте. Поэтому российская и белорусская ситуация пока очень разные: россияне лишь на пути к нашему положению. Хотя у них есть и своя специфика, которую вообще в современном мире достаточно трудно осознавать — та же практика убийств оппонентов силами спецслужб и боевым химическим оружием. Но это уже вообще отдельная история, — говорит Петр Кузнецов.
Обозреватель белорусской службы «Радио Свобода» Юрий Дракохруст упоминает и количество политзаключенных, которое в двух странах серьезно разнится. По данным правозащитного центра «Мемориал», в России — 63 репрессированных по политическим мотивам и 284 — по религиозным, итого 347 человек, а в Беларуси — 187 политзаключенных.
Фото: Вадим Замировский
— Россия в 14 раз больше Беларуси, так что явно уровень репрессий у соседей не такой же, как у нас. При этом надо понимать, что эти политзаключенные в России образовались в течение нескольких последних лет, а в Беларуси — фактически за 8 месяцев. Плюс в Беларуси много людей были задержаны, получили административные сроки, штрафы. В России таких масштабов не было, даже в 2011—2012 годах (В России проходили массовые акции протеста против результатов выборов в Госдуму, а позже — президентских выборов. — Прим. TUT.BY) репрессии были меньше, а сейчас это и вовсе несопоставимо. Даже учитывая, что сейчас репрессии направлены против важной фигуры — Навального, — считает Дракохруст.
Политический обозреватель Артем Шрайбман согласен, что репрессии в России еще не достигли такого уровня, как в Беларуси, потому что Россия не находится и уже давно не находилась в такой революционной ситуации, как Беларусь, в таком политическом кризисе. Что-то отдаленно похожее было в России в 2011—2012 годах, когда были протесты на Болотной (6 мая 2012 года, после президентских выборов, в Москве должен был состояться согласованный оппозиционный «Марш миллионов», включающий митинг на Болотной площади. Акция вылилась в беспрецедентные столкновения с полицией и массовые задержания участников акции. — Прим. TUT.BY), но даже они и в абсолютных числах были меньше, чем в Беларуси, и уж тем более если мы переложим цифры на население, отмечает Шрайбман.
Артем Шрайбман, политический обозреватель TUT.BY. Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
— Но и эти протесты в России были довольно быстро подавлены российской властью, обошлись меньшей кровью. И сейчас ничего подобного нет на политическом поле России. Да, возвращение Навального стало громким событием, но единичным событием. У нас, когда Мария Колесникова рвала паспорт, это было одним из эмоциональных знаковых событий тех дней и недель. В России, по сути, произошло то же самое: лидер оппозиции решил скорее сесть, чем остаться в эмиграции, — говорит Артем Шрайбман.
«Путин в августе поддержал Лукашенко с единственной мотивацией: чтобы того не свергла улица»
Популярную мысль белорусской общественности о том, что Путин в августе поддержал Лукашенко только потому, что испугался повторения белорусского сценария в России, эксперты не поддерживают. Артем Шрайбман считает, что главная причина в том, что Владимир Путин очень консервативный и инертный человек, он не любит непонятное, улица — это непонятное, Лукашенко он знает, несмотря на сложную историю отношений, Лукашенко ему ментально ближе — они оба вышли из Советского Союза, и оба используют похожие методы управления. То есть Путин предпочел просто понятный себе вариант, наименьшее зло.
— С Лукашенко общаться сложно, но Путин хотя бы знает, чего от него ожидать, а от протестующих — не знает. Кроме того, есть серьезная «ошпаренность» украинским кейсом: в любых протестах на постсоветском пространстве, особенно в Восточной Европе, где рядом есть западные страны, всегда во всех протестах видят «руку Запада». Поэтому в принципе выбор был достаточно очевиден, Лукашенко быстро занял пророссийскую позицию, а лидеры оппозиции оказались в Варшаве и Вильнюсе, что тоже не добавило им авторитета в глазах Путина, — говорит Шрайбман.
Петр Кузнецов считает, что Владимир Путин в августе поддержал Лукашенко с единственной мотивацией: чтобы того не свергла улица. В тот момент Путин, как и все, мог быть уверен только в одном: эпоха Лукашенко закончена и так или иначе ему придется покинуть свой пост.
— Путин хотел сделать так, чтобы это случилось под контролем России и под гарантии России, в результате определенного политического процесса или его имитации, но никак не стихийно, под давлением протестов. Для Москвы это был бы идеальный сценарий — Лукашенко там не любят, он всем надоел (мы это увидели потом и в Сочи), его хотят заменить, но революции на постсоветском пространстве для Кремля неприемлемы ни в каком виде. Судя по тому, что мы увидели после Сочи, судя по высказываниям самого Лукашенко, а также Лаврова, был сценарий конституционной реформы и последующих новых выборов, и Лукашенко, очевидно, чтобы выиграть время, на это согласился. Пересидев первую волну протестов, стихших под влиянием силового давления, усталости и коронавируса, сейчас он начал свою контригру — все то, что звучало после встречи в Сочи, уже, похоже, не рассматривается как актуальный и рабочий сценарий. В этом смысле можно сказать, что Лукашенко Путина опять успешно провел, — отмечает Кузнецов.
Поддержка Владимиром Путиным Александра Лукашенко, скорее, была вызвана страхом, что в Беларуси будет так, как в Украине. Путин исходил не из возможного, гипотетического распространения и передачи «пожара» в виде протестов в Россию, Путин боялся, что Беларусь в результате смены власти повернет на Запад.
— В этом смысле, когда в Армении была революция, он не боялся, что она распространится на Россию, и это не было фактором, потому что он понимал, что Армения никуда не денется — геополитика там довлеет над политикой, и в прошлом году мы это видели: после того как Азербайджан взял Шушу, от полной военной катастрофы в Карабахе Армению спасла только Россия. В Армении это все понимают. Но в Армении Москве не приходится беспокоиться о смене власти, а в Беларуси — приходится, — считает Дракохруст.
Если представить, что в Беларуси происходит «смена караула», даже если новую власть возглавит бывший топ-менеджер «Газпрома», то вполне вероятно, что Беларусь начнет «отплывать» от России. И в Москве это прекрасно понимают.
— Путин все взвесил, и, несмотря на то что он не питает горячей любви к Лукашенко, он хотя бы знает, чего от него ожидать. Были у Кремля небольшие надежды, они, думаю, и сейчас есть, что ослабленного Лукашенко может подвинуть на интеграцию, а вот на что можно подвинуть президента Бабарико или президента Тихановскую, Путин не знает, это кот в мешке. Менять известное зло в виде Лукашенко на кота в мешке Путин не захотел, — считает Юрий Дракохруст.
«Получается такой эффективный тупик, в котором Путину уже давно не нужен Лукашенко»
А что с историей отравления и ареста Алексея Навального? Это значит, что теперь Путин и Лукашенко готовы на все и шанса, что они вместе не «до конца», нет?
— Я думаю, этот шанс, что Путин не будет с Лукашенко «до конца», существовал в воображении комментаторов, в том числе до определенного момента и в моем собственном. Рационально Путину, вне зависимости от того, что там с Навальным, нельзя поддерживать Лукашенко — слишком велики издержки разного рода. Но в Кремле свой взгляд на вещи. Мне кажется не очень правильной сама постановка вопроса. Путин поддерживает Лукашенко не потому, что применяет похожие по своей форме репрессии, это какая-то смешная причина. У него другие мотивы. Он хочет, чтобы политические процессы в странах, которые Москва до сих пор относит к своей зоне влияния, происходили по-византийски тихо, кулуарно, в кабинетах чиновников в результате договоренностей по их «понятиям». Всякие «выборы», протесты, права человека, независимая пресса — это все для них просто совершенно не нужный шум. И Лукашенко они поддерживают сегодня лишь потому, что, как бы ни старались, не могут в Беларуси нащупать другую точку опоры, центр силы, на который можно было бы опереться, чтобы продвигать свои интересы, — говорит Петр Кузнецов.
Фото: Reuters
А Лукашенко, по мнению журналиста, насколько может, исходя из той или иной ситуации, в которой находится, российские интересы в Беларуси продвигать не хочет и максимально эти процессы блокирует, понимая, что это угрожает его личной власти. И в течение всей своей карьеры возможных пророссийских политиков, если это не фриковатые «активисты», репрессировал даже быстрее и надежнее, чем прозападных.
— В результате получается такой эффективный тупик, в котором Путину уже давно не нужен Лукашенко, поскольку никак не способствует продвижению здесь интересов Москвы, но и прилагать усилия для его смещения россияне не очень могут, потому что нет подконтрольной им альтернативы. И ситуация остается замороженной по принципу «меньшего из зол». С Навальным или без — это рассуждения из категории «солидарность диктаторов». Но солидарность — это в принципе ценностная и эмоциональная штука, и она далеко не всегда прагматична. Кремлю надо контролировать нашу (и не только) страну, получать от этого политические и экономические выгоды. И лично я не сомневаюсь, что если бы сегодня представился шанс аккуратно заменить Лукашенко на кого-то более симпатичного Путину, с кем ему было бы удобнее и комфортнее иметь дело, но сделать это без улицы и революций, никакая «солидарность диктаторов» бы не сработала — будь в России хоть сто Навальных в очереди на паспортный контроль в Шереметьево, — говорит Петр Кузнецов.
Предполагать, что Лукашенко настолько важен для Путина, чтобы прямо держаться за него, как за какой-то свой талисман, тоже довольно ошибочно, считает Шрайбман. Но любая конфронтация Запада с Россией сегодня, углубление этой конфронтации, усиливает в России эту репрессивную линию, усиливает закручивание гаек, консервацию режима, и, соответственно, силовики начинают играть все большую роль в принятии решений, а не те, кто выступает за разморозку отношений с Западом.
— И поэтому спираль эскалации отношений Запада и России идет к тому, что в Кремле склонны, скорее, принимать решения, исходя из геополитической логики: то есть аргумент Лукашенко, что «я ваш последний союзник, а если не я, придет прозападная оппозиция», в такой ситуации для Путина и его окружения более значим, чем если отношения между Россией и Западом были бы нормальными. Условно говоря, какие-то сделки между Россией и Западом по белорусскому вопросу — какие-то договоренности по устранению Лукашенко — становятся менее вероятны от того, что у России и Запада обрываются контакты и вводятся новые санкции. Поэтому можно сказать, что давление на Путина, давление на Россию — санкции, которые не приводят к коллапсу российского режима, но делают его более «колючим», «ершистым» — это все на руку Лукашенко, потому что это помещает их с Путиным в одну лодку, — говорит Артем Шрайбман.
Путин готов повторить «кровавый сценарий» Лукашенко?
Пока хронология событий в России похожа на белорусскую: главный оппонент власти — в тюрьме, его сторонники в ближайшие выходные в Москве планируют выйти на улицы с акцией протеста. Смогут ли протесты в России быть столь же масштабными, как в Беларуси в августе — ноябре 2020 года, и пойдут ли российские власти тем же путем, что и Лукашенко в способах подавления протестов?
— Если проводить некие аналогии, Россия сейчас в ситуации 18 июня прошлого года, когда за решетку попал Виктор Бабарико. Репрессии начались уже тогда, но они в любом случае не сравнимы с тем, что произошло в августе и происходит сейчас: сейчас мы наблюдаем проникновение репрессий в неполитические сферы — «дело Пресс-клуба», аресты издателей — все зачищается катком. Будут ли такие репрессии в России? Парадокс заключается в том, что такое может произойти, если Россия поднимется: когда миллионы людей выйдут на улицы. И тогда Путин будет действовать в известной русской исторической традиции «Патронов не жалеть», как приказал генерал Трепов в 1905 году в Петербурге. В этом смысле Россия более манипулятивная страна, власть там играет в более тонкие и хитрые игры, но если она столкнется с тем, что она посчитает онтологическим вызовом, вызовом, который ее действительно может свергнуть, то, боюсь, рука у Кремля не дрогнет дать команду: «Патронов не жалеть», — считает Юрий Дракохруст.
Если же этого не произойдет, как предсказывают многие российские эксперты, поскольку сейчас не тот накал в российском обществе, не та обстановка, то и «безтормозной» реакции властей не будет.
— Если российское общество начнет сопротивляться происходящему так же активно, как у нас, реакция властей, я думаю, будет похожей. Хотя сомневаюсь, что российская власть допустит все те ошибки, которые допустила белорусская в своей реакции на протесты. Российская власть мне кажется чуть более гибкой, и у нее больше денег, чтобы решать вопросы компетентнее, чтобы привлекать лучших специалистов-пропагандистов, чтобы просто подкупать каких-то оппозиционеров и так далее. Белорусская власть в этом менее профессиональна. При этом я не вижу пока предпосылок, чтобы российское общество сейчас, в такой пандемической апатии, а у них пандемия — это все-таки серьезная трансформация жизни, чтобы общество поднялось хотя бы в похожих формах, как и белорусское общество в августе — сентябре, — говорит Артем Шрайбман.
Российское общество, к сожалению для него, уже не сможет пойти путем, лучшим и менее проблемным, чем идут сейчас белорусы, считает Петр Кузнецов. Кремль и психологически, и ресурсно уже готов подавлять протесты не менее брутально, чем это сейчас происходит в Беларуси.
— Может быть, правда, меньше немотивированной жестокости, тут все зависит от конкретного психологического типажа руководителей, а я сомневаюсь, что Путин будет лично давать команду «увечить и калечить», хотя и допускаю это. Но если появится нужда, там сомневаться не будут. Я просто еще раз отмечу: пока у Путина нет такой необходимости, пока протестное движение в России охватывает лишь малую часть общества, он может не прибегать к террору, ограничиваясь репрессиями. Но мы уже видим, что они готовы к убийствам, мы видим, что есть Росгвардия, есть ОМОН, есть спецслужбы. Вся необходимая для массового подавления народа инфраструктура создана и ждет своего часа. В этом отношении я пессимист, но, мне кажется, у российского общества сейчас нет ресурса для того, чтобы этому сопротивляться, — говорит Кузнецов.
Он напоминает, что то же самое было в Беларуси в течение десятилетий: оппозиционеры, правозащитники, журналисты били во все колокола, но людям было все равно, их все устраивало. И пока общество спало, диктатура выстроила репрессивную машину, которая сейчас показывает себя во всей своей «красе». В России сейчас похожая ситуация, как в Беларуси в 2005, 2009 или 2014 годах: есть люди, которые понимают, куда все движется и идет (если еще не пришло), но их сил для того, чтобы противостоять этому, недостаточно, а большинству населения — все равно.
Источник: news.tut.by
